Слушайте, недавно осознала совершенно непереносимый факт — люди, родившиеся в 90-х, уже после развала СССР — умеют говорить, читать, писать, работать менеджерами отделов, руководить молодежными политическими организациями, брать ипотеку, открывать общества с ограниченной ответственностью, стрелять из стечкиных, покупать BMW, заводить семью и даже рожать детей! Еще в недалеком прошлом казалось, что 92—го года рождения — это ясли, в лучшем случае детский сад, что-то очень молодое, появившееся на свет совсем недавно, а тут ты натыкаешься в какой-нибудь криминальной хронике на бородатого детину с татуировками, и оказывается, что он родился в 90-х.
Это свершившийся ужас, аксиома — мы, восьмидесятники, больше не считается «молодыми людьми». Я привыкла быть младше всех. Младше всех в классе, младше всех в универе, младше всех на работе. Это придавало энтузиазма, наполняло обманчивым оптимизмом. «Ну, все еще впереди!». Ты молод, успешен, у тебя есть фора — фора времени. Тебе представлялось, что так будет всегда. Младше всех, а значит, сравнительно — лучше всех.
Затем, постепенно, пошли сигналы — девочка из HR оказывается 88-го. Муниципальный депутат 89-го. Владелец популярного youtube-канала 91-го, стартапер-миллионер — 92-го.
И сладкая истома восьмидесятчества сходит на нет. Молодость больше не может служить оправданием. Мы стали теми, с кем с бахвальством конкурировали в юности. В нашей юности, которой не стало. Число «30» приближается со скоростью японского поезда. Уже давно пора подвести первые итоги, а ты до сих пор ведешь себя как подросток. Время сыплется, как песок сквозь пальцы, а ты все еще так внутренне молод, что можешь позволить себе настолько заезженное сравнение, не говоря уже о «сладкой истоме».
Что дальше? Кардиограммы. Диета. Седина. Ты лепил армии из пластилина, они же, пальцем обводя их прямоугольником, посылают армии в бой на планшете. Ты учил английский язык по зеленому медведю Muzzy (“I’m Corvax!”), они на английском пишут аналитические статьи в Foreign Affairs. Я стала бояться узнавать чужой возраст и подумывать о том, чтобы скрывать свой. Я с благодарностью смотрю на кассирш, спрашивающих у меня документы, и с натянутым подозрением — на присланные резюме, где виднеется заклятая девятка. Девятка, бывшая первым автомобилем многих наших отцов, но превратившаяся в штамп, герб, печать молодых наглецов, посмевших так быстро повзрослеть.
Время. Сука ты бессердечная.
